Завеса между подсознанием и сознанием временно истончилась. Он удивлен тем, что ему удается реагировать на светофоры, затем осознает, что светофоры в обоих мирах синхронизированы. Зато рассинхронизованы сезоны — и вообще календарь. Он проезжает работающую «Боровку», но сегодня не «хандлёва неделя», не торговое воскресенье, она не должна работать, проезжает мимо закрытой «Боровки», потом все же разворачивается, едет назад, на парковке достаточно машин, он входит в «Боровку», ничего не покупает, так как ему ничего не требуется, выходит на улицу, возвращается, берет «Люблинскую вишневую», платит, едет вперед, среди цветущих лугов пасутся коровы, а кое-где еще не стаял снег, сугробы серо-грязноваты и напоминают пасущихся коров, нет, это не коровы, вернее, не сугробы, а если просто смотришь плазму, то тоже не так штырит, если при этом не думать, хотя штырит, конечно, смотря по тому, о чем ты готов подумать, городской житель при виде обугленной панельной девятиэтажки думает одно, сельский — другое, дикторша в плазме кончает при каждом произнесении слова «масакр», будто вся пролитая упомянутыми ею жертвами кровь прилила в пещеристое эфирное тело, теребящее ее под юбкой или под тем, что там на нее надето. «Когда я стану президентом Земли, — клянется Лето, — то первым делом велю разбомбить все заводы, производящие плазму».

Сергей Морейно

Strangers in the Барлинек